Она не встречала подобного человека: ее отец был старик умный, нежный, страстный и бескорыстный, но в то же время слабый, подчиненный тогдашним формам приличия, носивший на себе печать уклончивого, искательного чиновника, который, начав с канцелярского писца, дослужился до звания товарища наместника; здесь же стоял перед ней старец необразованный, грубый по наружности, по слухам даже жестокий в гневе, но разумный, добрый, правдивый, непреклонный в своем светлом взгляде и
честном суде — человек, который не только поступал всегда прямо, но и говорил всегда правду.
Неточные совпадения
— Пожалуйста, без театральных жестов — сделайте одолжение. Я знаю, что то, что я делаю, — подло, что я — мот, игрок, может быть, вор… да, вор, потому что я проигрываю деньги семейства, но я вовсе не хочу надо мной судей. Не хочу и не допускаю. Я — сам себе
суд. И к чему двусмысленности? Если он мне хотел высказать, то и говори прямо, а не пророчь сумбур туманный. Но, чтоб сказать это мне, надо право иметь, надо самому быть
честным…
Честной народ, достойна смертной казни
Вина его; но в нашем уложеньи
Кровавых нет законов, пусть же боги
Казнят его по мере преступленья,
А мы
судом народным Мизгиря
На вечное изгнанье осуждаем.
Говорили, — зачем Островский вывел представителем
честных стремлений такого плохого господина, как Жадов; сердились даже на то, что взяточники у Островского так пошлы и наивны, и выражали мнение, что «гораздо лучше было бы выставить на
суд публичный тех людей, которые обдуманно и ловко созидают, развивают, поддерживают взяточничество, холопское начало и со всей энергией противятся всем, чем могут, проведению в государственный и общественный организм свежих элементов».
Но он собой ужасно доволен остался; вспомните, говорит, нелицеприятные господа судьи, что печальный старец, без ног, живущий
честным трудом, лишается последнего куска хлеба; вспомните мудрые слова законодателя: «Да царствует милость в
судах».
— А я, — вдруг вскипел Виргинский, — я протестую… я протестую изо всех сил… Я хочу… Я вот что хочу: я хочу, когда он придет, все мы выйдем и все его спросим: если правда, то с него взять раскаяние, и если
честное слово, то отпустить. Во всяком случае —
суд; по
суду. А не то чтобы всем спрятаться, а потом кидаться.
— Дозвольте, господа
честные, владимирским гуслярам
суд божий посмотреть! От самого от города Володимира пришли! Дозвольте постоять, господа
честные!
— Утром, когда я еще спал, пришли карабинеры и отвели меня к маршалу, [Маршал — здесь фельдфебель карабинеров.] куму Грассо. «Ты
честный человек, Чиро, — сказал он, — ты ведь не станешь отрицать, что в эту ночь хотел убить Грассо». Я говорил, что это еще неправда, но у них свой взгляд на такие дела. Два месяца я сидел в тюрьме до
суда, а потом меня приговорили на год и восемь. «Хорошо, — сказал я судьям, — но я не считаю дело конченным!»
Прохор(сел). Ах, черт… Не отвертелся капитан. Вот те и Железновы! Вот те и Храповы, старинна
честная фамилия! Дожили! Довел капитан наше
судно. Ой, будет срама! По смерть всем нам срама хватит.
—
Честных людей мы не вешаем, а разбойников будем вешать всегда, сам Бог установил Страшный
суд! Страшный
суд — подумайте-ка, это вам не наша скорострелка, да-с!
— Вы отличились, — сказал он, — похитили
судно; славная штука,
честное слово!
В гражданских
судах можно было всего достичь подкупом, и трудно было отыскать
честного человека.
Драч совесть выдает свою за образец,
А Драч так истцов драл, как алчный волк овец.
Он был моим судьей и другом быть мне клялся;
Я взятки дать ему, не знав его, боялся;
Соперник мой его и знал и сам был плут,
Разграбя весь мой дом, призвал меня на
суд.
Напрасно брал себе закон я в оборону:
Драч правдой покривить умел и по закону.
Тогда пословица со мной сбылася та,
Что хуже воровства
честная простота:
Меня ж разграбили, меня ж и обвинили
И вору заплатить бесчестье осудили.
— Молчи и сейчас же бери своих одров и долой с моего двора. Я не могу терпеть в моем доме таких развратников. А тебя, мерзавка, завтра же в земский
суд, завтра! — продолжала старуха, грозя девке пальцем. — Помилуйте, — отнеслась она снова к Иосафу, — каждый год, как весна, так и в тягости, а к Успенкам уж и жать не может: «Я, барыня, тяжела, не молу». Отчего ж Палагея не делает того? Всегда раба верная, раба покорная, раба
честная.
Не удивительно также, что
честные отцы и мужья не находят
суда на помещика благодаря прекрасному судебному устройству в России; они большею частью находятся в положении того господина Тьерселен, у которого Берье украл, по поручению Людовика XV, одиннадцатилетнюю дочь. Все эти грязные гадости возможны: стоит только вспомнить грубые и развращенные нравы части русского дворянства, чтобы в этом убедиться. Но что касается до крестьян, то они далеко не равнодушно переносят разврат своих господ.
Которого закон, десница
Дают и милости и
суд. —
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен от
честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?
У трона разве твоего!
— Да, кажется, что так. Нет, за меня не Евангел поручился, а целовальник Берко. Друг мой отец Евангел агитатор и сам под
судом, а следовательно доверия не заслуживает. Другое дело жид Берко; он «
честный еврей». Но все дело не в том, а что я такое вижу… тс!.. тс!.. тише.
Нашлись между ними и профессора, и адвокаты, и
честные чиновники, прокуроры, члены
судов.
— Чего ты ищешь тут, негодяй!.. Ты хочешь смерти Гладких, но ты ошибся комнатами… Ты тут у Татьяны Петровны Толстых… Она, слава Богу, не одна и небеззащитна… Я здесь, чтобы защитить ее от такого дикого животного, как ты… Если поступить справедливо, то тебя следует предать
суду, но в память твоей матери, которая была добрая и
честная женщина, я прощаю тебя и даю тебе время исправиться… Но чтобы нога твоя не приближалась более к высокому дому… А теперь… вон…
Действительно, ее сын, единственный
честный чиновник в банке, оказался непричастным к совершенному преступлению и по определению высшего
суда освобожден из заключения, в котором его протомили несколько месяцев, между тем как главный сообщник Киноварова оставался на свободе и на службе секретарем в том месте, которое они ограбили.
Хлебников, служивший когда-то в московской палате гражданского и уголовного
суда, остался за штатом и поступил поверенным Алфимовой, сумел войти в ее доверие
честным ведением ее дел и был назначен управляющим.
— Да! — воскликнул он вслух, — во всю мою долгую практику я первый раз вижу безусловно
честного человека в арестантском халате, под тяжестью позорного обвинения… Я ему даже не могу помочь… Он сам не хочет помочь себе… Все улики против него, а участившиеся за последнее время растраты кассирами не дают мне права даже на освобождение его от
суда… Только чудо может спасти его… Будем же ждать этого чуда.